— Где вас черт носил? — рявкнул он. (И слова те же самые!) — Я сижу тут уже распроклятый час! И я ведь предупредил, что еду.

— Очень сожалею, мистер Базби, но меня вызвали к волу, сорвавшему рог. Я не мог задержаться.

— Какой-то паршивый вол! А моя бедная собачка ждет тут в мучениях! Это неважно, так?

— Конечно, важно, но вы не хуже меня знаете, что от такого сильного кровотечения животное может погибнуть. Для фермера это было бы большой потерей!

— Большой потерей? А, вы про деньги! Ну а если моя собачка умрет? Она подороже любых денег. Ей цены нет!

— Я все прекрасно понимаю, мистер Базби. Она, я вижу, очень симпатичная. — Я замялся. — Но я не знал, что кроме дворовых собак у вас есть еще и комнатная.

— Конечно, есть. Это Франтик. Мы с хозяйкой на него не надышимся. Если с ним что-нибудь случится, это такое горе будет! А вы его бросили из-за проклятущего вола!

— Ну послушайте, я же его не бросал. Согласитесь, не мог же я оставить вола истекать кровью. Это же для фермера чувствительная потеря.

— Ну вот опять! Деньги. Вы только о них и думаете.

Я нагнулся, чтобы поднять собачку, но едва я к ней прикоснулся, как кор-ги болезненно взвизгнул.

Глаза мистера Базби выпучились.

— Слышали? Я же вам говорил, что ему худо.

Я понес корги в смотровую. Мышцы у него были словно деревянные, и у меня не было сомнений в диагнозе. На столе я чуть-чуть нажал на шею, и песик снова завизжал. Мистер Базби застонал в унисон с ним.

Температура была нормальной, да и все остальное было нормальным, если не считать одеревенения мышц и болей.

— Он не выживет? — Фермер заглянул мне в лицо.

— Выживет, выживет. У него ревматизм. Крайне болезненное заболевание у собак, но хорошо поддается лечению. Надеюсь, он скоро полностью оправится.

— Хорошо, если не ошибаетесь, — буркнул фермер. — Только лучше бы вы сначала его подлечили, чем мчаться к волу. Что вы до денег жадны, это даже неплохо, но любовь и дружба поважнее будут, знаете ли.

Я наполнил шприц.

— Совершенно с вами согласен, мистер Базби. Подержите, пожалуйста, ему голову.

— В жизни, молодой человек, кроме денег есть и другое. Поживете с мое, так узнаете.

— Вы бесспорно правы. Вот таблетки. Давайте ему по одной на ночь и утром. Если завтра не станет намного легче, привезите снова.

— И привезу. Надеюсь, вы на месте будете. — Гнев мистера Базби улегся, сменившись ханжеской назидательностью. — Человек вроде вас, думается, должен бы знать, что такое любимая собака. Материальные блага — это ведь еще не все.

Он подхватил корги на руки и зашагал к двери, но, взявшись за ручку, обернулся.

— И я вам вот что скажу!

Я про себя вздохнул. Проповедь еще не кончилась! Мистер Базби укоризненно поднял палец.

— Не хлебом единым жив человек!

Он пошел по коридору. Франтик вдруг повернул голову и посмотрел на меня. Казалось, он уже чувствовал себя лучше. К счастью, ревматизм, хотя и поражает с ужасающей быстротой, излечивается столь же быстро.

Да, Франтик скоро станет самим собой, но я знал, что в памяти его хозяина навсегда запечатлелись мои корыстолюбие и бессердечность.

36

Час, когда в трубке раздался голос дарроубийского полицейского сержанта, был довольно поздний.

— По-моему, мы задержали преступника, Мистер Хэрриот. Пробирался в темноте по Докерскому проулку с маской на лице. Я спросил, чего ему там понадобилось в десять вечера, а он ответил, что идет в лавочку купить жареной рыбы с картофельной соломкой. Глупая такая отговорка, а последнее время было много случаев краж со взломом и мелкого воровства, ну мы и забрали его в участок.

— Вот как? Но причем тут я?

— Да он твердит, что ничего такого делать не собирался и что вы можете за него поручиться. Говорит, что он Бернард Уэйн и у него небольшая ферма на пустоши под Холлертоном.

Все сразу прояснилось, и я засмеялся.

— А на лице у него красный платок в белую горошину?

— Точно. Как это вы угадали?

— Потому что задержали вы Сиско Кида!

— Что-что?

Для объяснений требовалось много времени, но все сходилось.

Бернарду было за сорок, и он делил небольшую ферму с весьма внушительной старшей сестрицей. Назвать его «хозяином» было бы неверно, поскольку он только выполнял распоряжения, причем мнение мисс Уэйн о нем исчерпывалось ее любимым словечком «бестолочь».

За многие годы я привык к тому, что мои визиты на их ферму постоянно сопровождались горьким рефреном: «Вы уж-как-нибудь сами управьтесь, мистер Хэрриот. А на Бернарда не рассчитывайте. Он такая бестолочь!».

Я сообщил сержанту о событиях на ферме Уэйнов, где побывал в конце дня в связи с трудным окотом.

Мисс Уэйн позвонила мне из телефонной будки в деревне.

— У нее схватки чуть не с утра. Бернард пощупал внутри и говорит, что дело плохо, только я думаю, вам больших хлопот не будет. Бернард ведь ни в чем не разбирается, бестолочь!

На проселке, ведущем к их ферме, было трое ворот, и, когда я свернул во двор, лучи фар озарили Бернарда, щуплого, смуглого, с вечной улыбкой на губах.

Он потер руки и, едва я вылез из машины, слегка поклонился, как всегда стараясь быть приятным.

— А, мистер Хэрриот! — Однако продолжал стоять как вкопанный, пока из дома не появилась низенькая плотная сестрица и не засеменила к нам по булыжнику на быстрых кривых ногах.

Она была старше брата лет на десять и, едва взглянув в его сторону, сурово выпятила подбородок.

— Пошевеливайся, чего ты стоишь? Возьми ведро и проводи мистера Хэрриота к овце. Да что с тобой говорить! — Она обернулась ко мне. — Мы ее в конюшню поместили, так он, гляжу, уже позабыл!

Раздеваясь в импровизированном загончике и намыливая руки, я оглядывал овцу. Та стояла по колено в соломе, иногда тужилась, но выглядела достаточно нормально. А когда Бернард попытался неуклюже ухватить ее за шерсть на шее, она ловко увернулась.

— Ты что — даже не можешь подержать ее для мистера Хэрриота?! — простонала его сестра. — Ну давай же! Обними за шею, как полагается, и оттащи в угол! Ну чего ты топчешься? Наконец-то! Чудеса! А где полотенце, которое я тебе дала? Позабыл принести?

Когда я ввел кисть в овцу, мисс Уэйн сложила руки на груди и тяжко вздохнула.

— Думается, мистер Хэрриот, вы мигом управитесь. У Бернарда ни в какую не получалось, потому что понятия не имеет, как разродить овцу. Да он ни о чем понятия не имеет, бестолочь!

Бернард, державший голову овцы, кивнул, и его улыбка стала еще шире, словно он выслушал лестный комплимент. Нет, слабоумным он не был, а просто кротким, рассеянным, неумелым человеком, ни с какой стороны не созданным для трудовой жизни на ферме.

Я опустился на колени и засунул руку поглубже, а мисс Уэйн не преминула сказать:

— Бьюсь об заклад, там все в порядке.

Она оказалась абсолютно права. Все было прекрасно. Иногда, начиная исследование, сразу натыкаешься на единственного, слишком крупного ягненка, возможно мертвого, а руке негде повернуться, и все там сухое и липкое. В таких случаях фермер обычно терпел неудачу, как долго ни тщился помочь овце сам. Но на этот раз простору было хоть отбавляй: в большой матке, чудесно смазанной плацентарной жидкостью, лежали по меньшей мере два крохотных ягненка, чистенькие, влажные. И на свет появиться им мешало только то, что две головки и пучок ножек устремлялись в шейку матки одновременно. Надо было просто одну головку отодвинуть и распутать ножки — и через секунду они закопошатся на соломе. Собственно говоря, я успел одним пальцем распределить ножки по принадлежности, еще не додумав эту мысль до конца. И тут меня осенила новая: если я завершу работу в одну минуту, Бернарда ждет очередная головомойка.

Конечно, он без труда справился бы с этой задачей, но такой грубый труд, как копание внутри овцы, ему невыносимо претил. Я легко представил себе, как он судорожно выдернул кисть после секундного обследования.